Польский писатель, художник и книжный дизайнер Марцин Виха умер в Варшаве в возрасте 52 лет. Его книги “Как я разлюбил дизайн” и “Вещи, которые я не выбросил” – повествования о красоте и уродстве, рынке и буржуазности, вкусе и безвкусице, истории любви и смерти, политики и войны, рассказы о матери и отце – были интеллектуальными бестселлерами в России. Книги Марцина Вихи переводили для издательства Ивана Лимбаха Ольга Чехова и Полина Юстова-Козеренко, разговор с которой мы публикуем.
– В чем был секрет успеха этих книг у русского читателя? Гуманитарное поле, на которое в своё время попал Марцин Виха, это так называемая “литература памяти”?
– Может быть, не хватало такой литературы. Жанр книг Марцина Вихи – это широко понятая “литература факта”. Польша – похожий опыт, но другой. Один книжный блогер писал: у него ощущение, что Виха – его брат в Польше, потерянный в детстве. Общий опыт, но другая перспектива.
– "Как я разлюбил дизайн" – блестящая книга, посвященная истории дизайна XX и XXI веков. Начинается с того, что автор выбирает погребальную урну для отца, который был человеком безупречного вкуса, и Виха думает, как бы отец критиковал эту урну. Он рассказывает, что в семье был диктат отличного вкуса, и как он ненавидит этот отличный вкус.
– Это и философский трактат, и эссе, и репортаж, но это написано с убийственной долей иронии. Про урну – один из моих любимых фрагментов. Особенно фраза “неверующий еврей оказался вне целевой аудитории”, так как ему предлагали кресты, Иисусов, всё такое ультракатолическое.
– Что известно о Вихе?
– Марцин Виха – книжный график, занимался дизайном, типографикой, шрифтами, книжными обложками. Печатался в журналах с рисованными комментариями, карикатурами на острые политические темы. Отец был известным архитектором, мать – психологом в центре профориентации, куда попадали (по выражению Вихи) “девицы, не сдавшие вступительные экзамены”, проблемные персонажи, и мать пыталась их как-то пристроить. Еврейская семья, тема еврейства звучит в обеих книгах. Несомненно, повлиял на него и март 1968 года.
– Речь идет об антисемитской кампании, которая выдавила большую часть евреев из Польши?
– Больная тема. В основном еврейская интеллигенция тогда была вынуждена покинуть Польшу с билетом в один конец. В книге описана одна из первых встреч тех, кто выжил в Холокосте, когда эта тема начала обсуждаться в Польше в публичном пространстве. Так что – еврейство, архитектура, дизайн в широком смысле, книжный дизайн и дизайн предметов. Виха описывает важные для него сюжеты через предметы: в этом он разбирается лучше всего.
– Его интересует политическая история Польши со Второй мировой войны. Он вспоминает Варшавское восстание. Говорит о модном квартале 60-х, упоминает, что здесь жил Лешек Колаковский, важнейшая фигура польской и мировой философии. Колаковский принадлежал к поколению, которое поддерживало коммунизм, но пересмотрел коммунистические догмы, стал одним из крупнейших критиков Маркса.
Квартал Колаковского. Сразу представляешь атмосферу, в которой находились родители Вихи. Интеллигентская среда, отчасти фрондирующая, отчасти конформная, отчасти диссидентская. Мама показана как человек, умеющий поставить всех на место.
– Она резала правду-матку: если слышала высказывания антисемитского толка или что-то, что не входило в ее представления о морали, высказывалась без обиняков. Виха – человек более мягкий, они с женой говорили: "А может быть, не стоит вести таких диалогов с таксистами?". Но как только мама слышала такие речи, остановить ее было невозможно, она, как танк, шла до победного конца.
– Наследие отца во многом утрачено, о чем с грустью пишет Виха, это 60-е годы, очень простой дизайн. Хотя Виха пишет, что 60-е были веком дизайна: это реинкарнация идей Ле Корбюзье, простоты, функциональности, бум дизайна. Он говорит и такое: слово "дизайн" казалось запретным, употреблялось словосочетание "промышленное конструирование".
– Или – "художественное конструирование".
– Он перечисляет простые предметы, которые подлежали "промышленному переконструированию" в советские годы. Виха упоминает какие-то деревянные поделки, вазочки…
– Это так называемая по-польски "цепелья", предприятие, которое продвигало в широкие массы продукты народных мастеров. Есть забавный фрагмент, посвященный журналу "Ты и я". Рубрика – "Мы подготовили для вас". Так как продукция промышленности соцстран в то время была довольно убогой, редакторам журнала нужно было выкручиваться, и там перечислялись такие вещи, как "Мухозол" (средство от мух). Виха комментирует: до какого же отчаяния должны были дойти редакторы, чтобы рекламировать средство "Мухозол" и какую-то штуку, чтобы выдавливать остатки зубной пасты. На примере этого журнала он описывает абсурд, который царил в то время в дизайне, в жизни, во всем.
– В обеих книгах есть русская тема. В книге о матери речь идет о том, что во время войны ее семья оказалась в России.
– Это фрагмент, связанный с "Книгой о вкусной и здоровой пище", которую бабушка привезла из Советского Союза (видимо, она там оказалась в эвакуации). Парадокс в том, что в стране, где бабушка голодала, выпускали книги о вкусной и здоровой пище, которые пестрели картинками: шикарные фотографии пирамид еды.
– Еще одна важная русская тема – диссиденты. Мама читает "Зеленый шатер" Улицкой. На одной из страниц упоминается Арсений Рогинский.
– Виха давно интересовался Россией. Его последняя книга, "Направление осмотра", посвящена Казимиру Малевичу и русскому авангарду. Это очень своеобразная биография Малевича.
он изобретает язык и проверяет его на прочность
Виха говорил: когда он пишет книгу, он изобретает язык и проверяет его на прочность. Здесь он придумал жанр, который польские критики называли что-то типа "воображаемой выставки": гид, проводник, который водит читателя по миру Малевича. Это не обычная биография: родился, умер, нарисовал "Черный квадрат", прославился. Если кто-то захочет узнать факты биографии Малевича, это не та книга, которую стоит читать первой. Это авторская, продуманная в каждой детали интерпретация и русского авангарда, и его влияния на польское искусство.
Упоминание об Улицкой интересно тем, что он цитирует маму, которая говорит: эту книгу должны были написать в Польше, это про их поколение и их языком.
– О русском авангарде. Виха обожает этот период, в том числе европейский: он обожает Баухаус. У него есть два комментария по поводу авангарда 20-х и 30-х. Он говорит: авангард стал льстить среднему классу – всё, что любит средний класс, изобретено в эпоху авангарда. Это смешная ремарка. А трагическая ремарка: он раскопал историю архитектора, который строил концлагерь Аушвиц, и выяснилось, что тот учился в Баухаусе. Виха пишет: "Он ел с этих квадратных тарелок…"
– …сидел в этих освещенных солнечными лучами аудиториях, но применил это потом, планируя, где будет стоять барак особого назначения с душевыми кабинами, тоже известного назначения.
– Еще одна мысль у него связана с тем, что авангард отомстил Гитлеру. Гитлер и его советники говорили о художниках-авангардистах, как о вырожденцах, Баухаус был запрещен. Авангард возвращается в виде американского оружия, технологий, американских джипов, которые сделали люди, вынужденные эмигрировать, когда Гитлер пришел к власти. Это победа дизайна над злом.
– Думаю, "Как я разлюбил дизайн" нужно читать – "Как я обожаю дизайн". Тут и воспевание дизайна, и его критика.
– Есть довольно смешная история. В книге "Вещи, которые я не выбросил" они с женой заходят в модную дизайнерскую лавку, где стоят дорогие предметы, кураторка их водит. Она понимает, что это не её целевая аудитория, и не очень-то охотно отвечает на их вопросы. Он перечисляет рекламные лозунги: это абсолютная банальщина. Там была ваза, и я никак не могла придумать, как бы хорошо перевести. По-польски буквально: "Ваза, которая имеет мощь".
мы так и не лицезрели это чудо дизайна
Я ввела эту фразу в Гугл – оказалось, это абсолютно гигантских, мегаломанских размеров ваза, 160 с лишним сантиметров, и она продается в Москве. Мы с Олей Чеховой решили отправиться в этот магазин. Нас туда пустили, но было понятно, что мы не клиенты, то есть история из книги Вихи в точности повторилась. Мы сказали, что нас интересует эта ваза, просили ее показать. Но номер не прошел. Оказалось, что эта ваза только под заказ, и мы так и не лицезрели это чудо дизайна.
– Имена, которые Виха называет: важные польские дизайнеры, кто-то потом уехал в Америку и стал мировой знаменитостью.
– Тема архитектуры, городского пространства, окружающих предметов в польской литературе началась широко в 2011 году, с книги репортера Филипа Спрингера "Родовая травма" об архитектуре польского послевоенного модернизма. Во времена современные это считалось противным наследием коммунистического строя, здания ветшали, никого не интересовала их судьба, многое посносили. Виха в какой-то степени подхватил эту тенденцию.
Он упоминает столпов польского дизайна. Это Генрих Томашевский, отец-основатель польской школы плаката. Поскольку эта школа развивалась в изоляции от мировых тенденций, в стране, где царила цензура, она стала школой метафоры. Плакаты не были прямолинейными, но сами простые поляки ближе к временам "Солидарности", в 80-е, хотели прямолинейного американского дизайна в афишах и плакатах.
Можно упомянуть архитектора Ежи Солтана. Про него снят фильм – "Человек, который не построил Варшаву", его проекты, к сожалению, до нас практически не дошли. Это и дизайн одного из центральных вокзалов, и павильон "Венеция", тоже довольно известный тогда.
– Фигура ковбоя присутствует на одном из плакатов "Солидарности".
– Персонаж взят из фильма "Ровно в полдень", только вместо шерифского значка у него была надпись "Солидарность". Этот плакат – до сих пор культовый, когда заходит речь о "Солидарности", он везде мелькает.
– О литературных отсылках в книгах Марцина Вихи. Мне манера его описания напомнила Льва Рубинштейнас его маленькими карточками, небольшими сюжетами, невероятным остроумием и горечью. Виха сравнивает дизайн со стихами Збигнева Херберта, вспоминает антивоенный плакат японского дизайнера: из жерла пушки снаряд вылетает так, как будто хочет влететь обратно, и то ли это пробка из бутылки, то ли возвращающаяся война. Виха сравнивает это с метафорами Херберта.
– По книгам видно, что Виха глубоко знает его творчество. Там рассыпана масса криптоцитат из Херберта.
По поводу Льва Рубинштейна. В одном из фрагментов книги "Вещи, которые я не выбросил" Виха описывал поколение своих родителей, шестидесятников, перечислял словечки, которые были у них в ходу. Мы не знали, как к этому подступиться: словечки русской интеллигенции не впишешь в польскую книгу, а переводить буквально бессмысленно. Мы начали опрашивать всех, кто помнит те времена. Дошли до Льва Рубинштейна, прислали свои предложения, и он комментировал: "Да, мы так говорили", или "не говорили". Так что Рубинштейн здесь тоже присутствовал.
Подкаст "Вавилон Москва" можно слушать на любой удобной платформе здесь. Подписывайтесь на подкасты Радио Свобода на сайте и в студии наших подкастов в Тelegram.
