Сергей Медведев: У нас мрачный юбилей. 460 лет назад, в феврале 1565 года, царь Иван Грозный вернулся из добровольного изгнания в Александровскую Слободу (ныне – город Александров на 101-м километре) в Москву, в Кремль, и начал свою опричнину. В феврале 1565 года были первые казни, покатились головы. За семь лет опричнина расколола и разорила Россию, убив десятки тысяч людей. В одном Новгороде, как утверждает Курбский, было убито 15 тысяч человек во время погрома. В чем был смысл опричнины? И почему опричная модель повторяется на Руси из века в век?
С нами историк Никита Соколов. Мы с вами полтора года назад говорили на эту тему. Чем больше я читаю об этом, тем меньше понимаю опричнину! Вот цитата из Ключевского: "Учреждение, не понятое современниками и не разгаданное потомками". Вот чего не хватало Ивану Грозному? Реформы худо-бедно осуществлялись, введена русская копейка, появились первые органы местного самоуправления, так называемые "губные думы", новый судебник, на литовском фронте все более-менее нормально, закончился период порубежных войн. Как и Путин – зачем он пошел в Украину: жил бы и правил, и воровал бы, и торговал нефтью! Почему Грозного потянуло в опричнину?
Никита Соколов: Я думаю вслед за Владимиром Кобриным, что его потянули в опричнину наметившееся для него, как государя, ясные последствия реформ правительства Адашева. Оно действительно завершило губную реформу и провело земскую реформу, то есть было установлено местное самоуправление, причем тогда управление и суд не были так жестко разделены, и эти выборные земские люди одновременно исполняли и судебные, и административные, и налоговые функции. Стало понятно, что эта конструкция неизбежно потребует своего увенчания на уровне государства в целом и это приведёт к существенному ограничению самодержавных прерогатив государя. Собственно, Грозный прямо писал Курбскому, что "будут мужики вместо государя править". Он этого решительно не хотел.
Цитата из Ключевского: "Учреждение, не понятое современниками и не разгаданное потомками"
И Карамзин, и Костомаров считали, что опричнина имеет смысл скорее психиатрический, чем политический. А Сергей Платонов сформулировал гипотезу, что опричнина была инструментом для сокрушения удельного боярства, княжат, и тем самым – инструментом государственной централизации. Сталин за это ухватился, и во все советские учебники попало, что это "прогрессивное войско опричников", что якобы этот террор способствовал укреплению центральной власти. Понятно, для чего товарищу Сталину такая картинка: показать, что глубоко террористический кровавый режим, доходящий из изуверства, все-таки вершит некоторый прогресс. Как только Сталин помер, были немедленно опубликованы работы Степана Веселовского, из которых стало ясно, что никакого удара по боярству опричнина не нанесла. От опричного террора пострадали абсолютно все сословные группы.
Сергей Медведев: Как и от Большого террора Сталина одинаково пострадали все слои населения.
Никита Соколов: То, что было совершено в материальном и юридическом плане в опричнине, пустило глубокие корни и существенно отразилось на российской политической конструкции. Уже со школы так повелось, что все обращают внимание на первый пункт Опричного указа (сам указ до нас не дошел, мы знаем его в летописном пересказе). Царь выделил опричнину, то есть особые земли в свое непосредственное владение, остальное оставил земской Боярской Думе. Но никакого фактического разделения не произошло. Царь продолжал управлять всей страной, только опричной частью он управлял непосредственно, а земской частью – через земскую Боярскую Думу.
Надо понимать, как устроено российское общество с самого начала Нового времени. Вот есть уезд, и в нём живут рядышком землевладельцы – бояре. Они все между собой в тесных семейных связях, составляют сплочённую местную корпорацию. Переводя часть земель в опричный статус и занимаясь перебором людишек, государь переселял часть бояр, дворян в другие волости, и при этом разрушались эти местные корпорации. Сейчас политологи и социологи говорят, что современная Россия страдает от отсутствия горизонтальных связей и взаимного доверия: вот ровно это и проделал Грозный. Он разрушил горизонтальные связи, на которых строилось взаимное доверие соседей по уезду. И дальше уже каждый сам за себя, и начинается война всех против всех.
Но гораздо большее значение на будущее имел второй пункт Указа об опричнине, где провозглашалось, что отныне государь волен своей властью осудить любого на казнь. В то время неписанный обычай был сильнее любого закона, и обычай запрещал государю лишать кого-то живота, чести и жизни, "не осудив праведным судом с боярами своими". Второй пункт Указа об опричнине отменял этот обычай.
Сергей Медведев: То есть жизнь человека в любой момент можно было отнять. И это, выходит, одна из основополагающих моделей русского самодержавия?
Никита Соколов: Русский государь не был ограничен никаким законом в проявлениях своей воли, и это продолжалась до самого Свода законов, до Николая I, когда российское государство сделалось правовым.
Сергей Медведев: Что затем уже снова отменялось и большевистским, и затем уже сталинским террором.
Никита Соколов: Опричная гвардия формировалась не по поземельному принципу и не по принципу родословия, а исключительно на основе доказательства личной преданности самодержцу. И доказательства иногда требовались чудовищные: были опричники, которые в качестве такого вступительного взноса должны были зарезать родного отца.
Русский государь не был ограничен никаким законом до самого Свода законов
Первый удар был нанесен по Боярской Думе. Уничтожался тот слой независимых людей, которые привыкли служить государю не как рабы, а как вольные слуги, его советники. "Никаких советников больше не надо: будете делать, как я хочу!". Второй чрезвычайно важный удар – это подчинение церкви. И третий удар – по Новгороду, по торговым мужикам: Тверь, Клин, Торжок, Новгород, – они, пока шли, все погромили. Это уничтожение того слоя, который в Европе был носителем будущего сословно-правового, сословно-представительного порядка, из которого вырастает современная европейская демократия.
Сергей Медведев: И в этом отношении Россия решительным образом сворачивает с европейского пути.
К нам присоединяется историк, писатель и публицист Дмитрий Саввин.
Дмитрий Саввин: Опричнина как институт, вероятно, имеет свою специфику, которая отличает её от других органов подавления, которые в той или иной форме создавали практически все европейские монархии в период перехода к более централизованным формам управления. И, в общем-то, такие исторические конфликты, когда нужно было подавлять старую феодальную знать и создавать некие новые структуры, которые укрепляли бы центральную монархическую систему, существовали во многих государствах. Тут можно вспомнить уничтожение Янычарского корпуса в Турции, когда создавалась армия нового типа, можно вспомнить деятельность Людовика XI, Людовика XIV и так далее.
Другой вопрос, что именно образ Ивана Грозного и опричнины действительно был взят на вооружение официальной советской пропагандой в сталинское время. Не секрет, что Иван Грозный, как его видел Сталин, был одним из его любимейших исторических персонажей. Недаром появилась знаменитая Эйзенштейновская киноэпопея.
И со времён Сталина начинает развиваться национал-большевистская идеология, которая в той или иной версии является не то чтобы господствующей идеологией в современной РФ, а скорее доминирующим мировоззрением: речь идёт, конечно, о наборе неких мифов. Образы Ивана Грозного и опричнины как ордена, братства начинают очень активно развиваться, тиражироваться, прорастать в национал-патриотических кругах РФ в 90-е годы и в начале нулевых. Это видно и по творчеству митрополита Иоанна Снычёва, чтобы не сказать Константина Душенова, его ныне покойного бессменного секретаря, на мой взгляд, гострайтера. Иван Грозный для этих людей выступает в качестве одного из архетипических образов русской истории. И, безусловно, Сталин видел для себя образец в Иване Грозном и в "прогрессивной опричнине".
Сергей Медведев: В какой степени нынешние проблемы с русским православием, с отношениями православия и государства идут от времен Ивана Грозного?
Иван Грозный – это скорее во многом, как ни странно, европейский ренессансный монарх
Дмитрий Саввин: Я бы все-таки сдвинул исток проблем на несколько более позднее время, потому что для русской истории фундаментальным всегда был вопрос, докуда простираются границы царской и вообще государственной власти. Может ли эта власть вмешиваться в религиозные и богословские вопросы? Грубо говоря, что выше – священство или царство? И конфликт Ивана Грозного и святителя Филиппа, митрополита Московского, в этом смысле является одним из системообразующих. Но здесь важно то, что посмертно святитель Филипп все-таки победил: он стал святым, был прославлен. А о прославлении Ивана Грозного во святых, по крайней мере, если говорить о церковном руководстве, речи никогда не было, хотя народное почитание Ивана Грозного действительно существовало.
Вообще, Иван Грозный – это скорее во многом, как ни странно, европейский ренессансный монарх. Его жестокость, сексуальная невоздержанность, склонность к творчеству, к публицистике – это все очень похоже на XV-XVI века. Он в этом смысле стоял где-то в одном ряду с Сулейманом Великолепным, где-то – с императором Карлом. Но вот когда эту ренессансную необузданность мы помещаем на матрицу советского мировоззрения, у нас получается совершенно жуткая комбинация.
И здесь было бы интересно поговорить еще о том, как все это связано уже с историей РПЦ МП XX века, с их идеями непрерывности истории и русской, и советской, которые очень хорошо сочетаются с тем образом Ивана Грозного, который создала сталинистская пропаганда, который восприняли национал-патриоты 90-х годов и который плюс-минус бытует сегодня в качестве почти уже общепринятого. Это действительно очень интересная и страшная вещь.
Сергей Медведев:А в какой степени вообще Иван Грозный является одним из отцов русской истории? При нем же были заложены все базовые модели!
Дмитрий Саввин: На мой взгляд, XVII век и первые три Романова в этом смысле имели большее значение. Что касается Ивана Грозного, здесь можно указать на два факта. Насколько я помню, за время его правления территория русского государства увеличилась примерно в два раза. И при этом примерно в два раза уменьшилась площадь обрабатываемых пахотных земель, что означает крайнее обнищание. Это действительно, можно сказать, некая базовая модель. Но это базовая модель любой империи.
Сергей Медведев: Может быть, действительно, при Грозном заложена вот эта модель внутренней колонизации? Страна делится на опричнину и земщину, и опричнина колонизирует земщину?
Существует миф об идеальной опричнине, которая должна возродиться в эпоху неосоветской технократии
Дмитрий Саввин:В каком-то смысле – да. Но с другой стороны, вот почему опричнина была интересна для Сталина? Любой тоталитарный режим всегда нуждается в идеологически мотивированном собственном карательном аппарате – внутренней армии, государстве в государстве. Потому что обычная армия никогда не может устроить тоталитарный режим. И поэтому он всегда создает именно ту вооруженную систему, которая лояльна не государству в целом, а конкретно политическому режиму. Это СС, это ЧОН, ОГПУ, НКВД, МГБ, это Корпус стражей исламской революции.
Но и здесь мы можем сравнить это с созданием первых регулярных армий в Европе, отрядов иностранных наёмников, которые были при многих европейских государях и также являлись средством их личной власти, которая позволяла противостоять крупным феодалам и централизовывать государство.
Сергей Медведев: Дмитрий, является ли опричным моментом путинское правление?
Дмитрий Саввин: Мы возвращаемся к фундаментальному вопросу о том, идет ли речь об опричнине и Иване Грозном, или о том, как это видит нынешняя путинская власть. Естественно, что в этой ситуации в поиске оправданий для внешней экспансии и внутреннего террора они выбирают именно тех персонажей русской истории, которые больше всего рубили головы и сажали на кол. Взять хотя бы разгром Новгорода, который не был даже политически обусловлен. И все эти примеры – конечно же, такой бальзам на душевные пролежни ВВП и его окружения: вот смотрите, когда сажали на кол, когда рубили, когда всю вашу демократию спускали под лёд, был порядок и расцвет, а как только перестали, началась непонятная жуть и муть и, в общем, сплошной либерализм!
В этом смысле они, безусловно, где-то видят себя продолжателями опричнины. Кроме того, в современной ФСБ довольно много людей, которые росли на тех же национал-патриотических книжках. И существует миф об идеальной опричнине, которая должна возродиться в эпоху неосоветской технократии. Вот такая опричнина не осталась в прошлом, она живет среди нас, живет в общественном сознании.
Сергей Медведев: Следует помнить, что опричнина закончилась плохо и так же неожиданно, как и началась: семь лет спустя, после того, как сдали Москву Давлет Гирею, после того, как у царя переменилось настроение, полетели опричные головы. Любая опричнина кончается тем, что пожирает своих детей, а в итоге – и саму Россию.
